Алексей Каменских
Что такое память? Что такое история? Как они связаны с текущей политикой? Как нации помнят и как они забывают? Как события, произошедшие в далёком прошлом, могут становиться предметом ожесточённого спора и даже военного конфликта? Возможны ли примирения памятей? Как различные страны мира работают с трудными, а подчас стыдными и преступными страницами своего прошлого — или отказываются от такой работы, создавая «заговоры молчания»? — Эти и многие другие вопросы станут предметом серьёзного и ответственного совместного исследования в нашем курсе.
Легко не будет. Однако в итоге внимательного и глубокого изучения специальной литературы, вдумчивого и ответственного обсуждения весьма непростых этических и политических вопросов у участников курса появится возможность лучше понять, как работает историческое воображение, как память связана с политикой, как гражданская идентичность (да и просто личность каждого из нас) может не быть предметом безответственных манипуляций политиков, стремящихся использовать социальную память как инструмент мобилизации в условиях военного конфликта.
Участвуя в курсе, вы сможете провести настоящее научное исследование.
Легко не будет. Однако в итоге внимательного и глубокого изучения специальной литературы, вдумчивого и ответственного обсуждения весьма непростых этических и политических вопросов у участников курса появится возможность лучше понять, как работает историческое воображение, как память связана с политикой, как гражданская идентичность (да и просто личность каждого из нас) может не быть предметом безответственных манипуляций политиков, стремящихся использовать социальную память как инструмент мобилизации в условиях военного конфликта.
Участвуя в курсе, вы сможете провести настоящее научное исследование.
историк
«Бои за прошлое: как в них уцелеть? Введение в публичную историю»
Семинар
16 часов
1. Морис Хальбвакс и понятие «социальных рамок памяти»: как память связывает нас с другими? Может ли память быть коллективной? Как содержание нашей собственной памяти о прошлом зависит от событий настоящего? Пьер Нора и концепция «мест памяти»: как возможна память в стремительно изменяющихся обществах? Понятия социальной и коммуникативной памяти (Алейда Ассман), постпамять — память о трагедии, передающаяся через поколение (Марианна Хирш).
«Траектория краба» Гюнтера Грасса как роман-исследование о механизмах воспроизводства и передачи вытесненных форм памяти или, проще, как ответ на вопрос: как возможны неонацизм и неосталинизм в наши дни?
2. Как конструируются (и деконструируются) истории? Учимся анализировать исторические нарративы (по Хейдену Уайту) — их типы, структуру, формы проявления (как в текстах, так и в визуальных материалах), способы конструирования; конфликты исторических нарративов. Как исторический нарратив (казалось бы, всего лишь рассказ о прошлом) связан с историческим и политическим воображением? Как он может стать орудием политической манипуляции? — Читаем… Николая Карамзина.
3. Как связаны друг с другом историческое сознание и гражданско-политическая идентичность? Нации как «воображённые сообщества» (Бенедикт Андерсон). Как вместе с формированием наций формируются национальные исторические нарративы? Как выглядит история нации, написанная с позиций «имперского национализма»? Что такое «антикизирующее историческое воображение» и как с его помощью можно строить империю? – Читаем переписку Вольтера и Екатерины II (1768-1774 гг.)
Стратегии мемориальной политики в современной Восточной Европе: Ян Кубик и Майкл Бернхард (ред.), «Двадцать лет после коммунизма. Политики памяти и коммеморации». Конституирующий миф национальной памяти, или — Поговорим о «Великой Победе»?
4. Как общества помнят и забывают? Понятия «канона» и «архива» исторической памяти: стратегии памятования и забвения (Алейда Ассман, Пол Коннертон). Что такое «слепые пятна» исторической памяти — или Как может сохраняться память о тех, о ком помнить некому? «Мемориальные законы» в Европе и России как инструмент исторической политики.
5. История в образовательном пространстве: как строятся курсы истории в России и в мире? Проект «Разные войны»: как создаются образы Второй мировой войны в школьных учебниках современных Польши, Чехии, Германии, Италии, Литвы и России? Школьный учебник истории как предмет «социальной диагностики». Французско-немецкий и польско-немецкий проекты написания школьных учебников общей истории. Проект «Помня о конфликтах, думая о будущем: Пишем историю вместе» (2018 г.)
6. Музеи памяти в публичном пространстве: мировой и российский опыт. Кому принадлежат этнографические и археологические коллекции? Трагическая история в музейной экспозиции: Яд-Вашем, Музей истории ГУЛАГа в Москве и бывшие нацистские концлагеря, превращённые в музеи. «Политика эмоций» в музейном пространстве. Музей и конфликт памяти: кейс Музея истории политических репрессий Пермь-36. Войны памятей и переозначение «мест памяти»: кейсы Сандармоха и Катыни.
7. Публичная история и художественный жест: формы мемориалов. Публичная история и «цифровая гуманитаристика». Проекты гражданской коммеморации в мире и в современной России. «Зачистка памяти».
8. Больное прошлое: травмы исторической памяти, формы их вытеснения и исцеления. Конфликты памятей в гражданских конфликтах: мировой опыт; история «комиссий правды и примирения». Германия, ЮАР, Испания, Индонезия, Казахстан, Россия. Как помнить то, о чём помнить не хочется?
9. Когда история становится оружием. Эффект «замещающей исторической аналогии» в публичной риторике 2014 – 2023 годов. Зачем язык Великой Отечественной войны используется для описания современных событий?
10. Вина и ответственность в публичной истории: может ли быть вменена ответственность за прошлое? В чём смысл концепции «коллективной ответственности»? Карл Ясперс, «Вопрос о виновности». Ханна Арендт, «Ответственность и суждение». «Войны памятей» в современной России. Проект Дениса Карагодина.
11. Презентация и обсуждение проектов исследований.
«Траектория краба» Гюнтера Грасса как роман-исследование о механизмах воспроизводства и передачи вытесненных форм памяти или, проще, как ответ на вопрос: как возможны неонацизм и неосталинизм в наши дни?
2. Как конструируются (и деконструируются) истории? Учимся анализировать исторические нарративы (по Хейдену Уайту) — их типы, структуру, формы проявления (как в текстах, так и в визуальных материалах), способы конструирования; конфликты исторических нарративов. Как исторический нарратив (казалось бы, всего лишь рассказ о прошлом) связан с историческим и политическим воображением? Как он может стать орудием политической манипуляции? — Читаем… Николая Карамзина.
3. Как связаны друг с другом историческое сознание и гражданско-политическая идентичность? Нации как «воображённые сообщества» (Бенедикт Андерсон). Как вместе с формированием наций формируются национальные исторические нарративы? Как выглядит история нации, написанная с позиций «имперского национализма»? Что такое «антикизирующее историческое воображение» и как с его помощью можно строить империю? – Читаем переписку Вольтера и Екатерины II (1768-1774 гг.)
Стратегии мемориальной политики в современной Восточной Европе: Ян Кубик и Майкл Бернхард (ред.), «Двадцать лет после коммунизма. Политики памяти и коммеморации». Конституирующий миф национальной памяти, или — Поговорим о «Великой Победе»?
4. Как общества помнят и забывают? Понятия «канона» и «архива» исторической памяти: стратегии памятования и забвения (Алейда Ассман, Пол Коннертон). Что такое «слепые пятна» исторической памяти — или Как может сохраняться память о тех, о ком помнить некому? «Мемориальные законы» в Европе и России как инструмент исторической политики.
5. История в образовательном пространстве: как строятся курсы истории в России и в мире? Проект «Разные войны»: как создаются образы Второй мировой войны в школьных учебниках современных Польши, Чехии, Германии, Италии, Литвы и России? Школьный учебник истории как предмет «социальной диагностики». Французско-немецкий и польско-немецкий проекты написания школьных учебников общей истории. Проект «Помня о конфликтах, думая о будущем: Пишем историю вместе» (2018 г.)
6. Музеи памяти в публичном пространстве: мировой и российский опыт. Кому принадлежат этнографические и археологические коллекции? Трагическая история в музейной экспозиции: Яд-Вашем, Музей истории ГУЛАГа в Москве и бывшие нацистские концлагеря, превращённые в музеи. «Политика эмоций» в музейном пространстве. Музей и конфликт памяти: кейс Музея истории политических репрессий Пермь-36. Войны памятей и переозначение «мест памяти»: кейсы Сандармоха и Катыни.
7. Публичная история и художественный жест: формы мемориалов. Публичная история и «цифровая гуманитаристика». Проекты гражданской коммеморации в мире и в современной России. «Зачистка памяти».
8. Больное прошлое: травмы исторической памяти, формы их вытеснения и исцеления. Конфликты памятей в гражданских конфликтах: мировой опыт; история «комиссий правды и примирения». Германия, ЮАР, Испания, Индонезия, Казахстан, Россия. Как помнить то, о чём помнить не хочется?
9. Когда история становится оружием. Эффект «замещающей исторической аналогии» в публичной риторике 2014 – 2023 годов. Зачем язык Великой Отечественной войны используется для описания современных событий?
10. Вина и ответственность в публичной истории: может ли быть вменена ответственность за прошлое? В чём смысл концепции «коллективной ответственности»? Карл Ясперс, «Вопрос о виновности». Ханна Арендт, «Ответственность и суждение». «Войны памятей» в современной России. Проект Дениса Карагодина.
11. Презентация и обсуждение проектов исследований.